Но лейтенанта-разведчика, которого привез этот танкист, успеют отправить на ту сторону Днепра еще глубокой ночью, с первым обозом…

Окрестности Смоленска, август 1941 года

Спать Кобрин завалился в начале первого. Пока разыскивал «свои» танки, оказавшиеся, разумеется, не там, где планировалось, пока общался со штабом (лично) и с комдивом (по радио, благо связь была на удивление хорошей), одновременно выслушивая благодарности и получая разносы, пока торопливо ужинал сухпайком, поскольку полевые кухни снова где-то затерялись, время и прошло. Вокруг, не замирая ни на мгновение, продолжалось безостановочное движение, с виду вроде бы хаотичное, но на самом деле достаточно твердо контролируемое. Вышедшие из окружения войска частично отходили в направлении Соловьевской переправы и дальше на ту сторону Днепра для переформирования, отдыха и пополнения, частично – занимали оборонительные рубежи.

Ночи как таковой не было – ее заменили сизые от бензинового и солярочного дыма пыльные сумерки, пронизанные узкими лучиками фар и ручных фонариков. Гомон тысяч голосов сливался в монотонный гул, из которого порой вычленялись крики раздающих приказы командиров или мат толкавших заглохшую автомашину бойцов. Ржали лошади, ревели моторы идущих по обочинам танков, коротко крякали клаксоны требующих освободить проезд автомобилей.

Иногда над головой гудели двигатели немецких бомбардировщиков, ни днем, ни ночью не оставлявших в покое понтонную переправу, и в ответ начинали звонко лаять зенитные автоматы прикрывавших ее артдивизионов, гулко бухали 76-мм орудия, тянулись в ночное небо раскаленные жгуты трассирующих очередей счетверенных «максимов» и крупнокалиберных «ДШК». Порой немцы не выдерживали и, сбросив бомбы куда попало, отворачивали; порой добирались до цели, и по сторонам узкой «ниточки» понтонов вздымались высокие столбы воды. Назад возвращались не все, порой рушась пылающими обломками в реку или лес.

Но восполнившая потери бригада Кобрина никуда не уходила. Комдив прислал им в помощь полдесятка наименее потрепанных танков из числа отступающих войск, грузовики подвезли боеприпасы и топливо. Ближе к полуночи подошло еще столько же боевых машин: все, что осталось от «соседа», 203-й ТБр. В итоге четыре «тридцатьчетверки» разных серий, один «КВ», остальные – легкие. Взамен последних, конечно, хотелось бы получить что посерьезней, но и на том спасибо. Не тот случай, чтоб носом крутить, ага… Полученный приказ был прост: до рассвета отдыхать, а утром – действовать сообразно полученным распоряжениям… или по обстановке, если оная изменится излишне радикально. Скорее всего, это означало, что завтра они встанут в глухую оборону, где и будут до последнего сдерживать натиск гитлеровцев. Из чего логически можно было сделать вывод, что город в ближайшее время все-таки решено сдать, но сдать без спешки, организованно отводя войска и не позволяя противнику излишне форсировать события. Ну, по крайней мере, на этом фланге…

Вот только делать какие бы то ни было выводы сил у Сергея уже просто не осталось. Ни моральных, ни физических. И потому он просто заполз под днище танка, улегшись на расстеленный поверх нарубленного лапника брезент, подложил под голову шлемофон и планшетку и мгновенно уснул. Успев лишь подумать, прежде чем окончательно провалиться в темный омут, что если его «выдернут» обратно именно сегодняшней ночью, это будет неправильно: ведь еще ничего не закончилось и бросить своих бойцов сейчас он просто не имеет права.

Проснулся Кобрин от того, что кто-то настойчиво дергал его за сапог. В первую секунду, как водится, не понял, где находится, попытавшись резко подняться. От неизбежного удара головой о заляпанное намертво присохшей глиной днище спасла только великолепная реакция бывшего командира штурмовой роты. Перевернувшись на бок с упором на локоть, комбриг коротко выругался, окончательно проснувшись. И встретился взглядом с радиотелефонистом, чья голова торчала из раскрытого эвакуационного люка. Божков смутился и пошел пятнами, заметными даже под слоем не отмытой до конца, скорей равномерно размазанной по щекам копоти:

– Ой… простите, тарщ командир, что ж вы так резко-то поднимаетесь? Виноват, не подумал.

– Иди в задницу, Гриша, – беззлобно огрызнулся Кобрин. – Сколько времени?

– Почти семь. Там это, товарищ комдив приехал. Вас ищет.

– Иду, – вздохнул Сергей, неуклюже выбираясь из-под танка. Все тело болело, словно вчера целый день ящики с унитарами разгружал. По внутреннему ощущению – никак не меньше железнодорожного вагона. Или двух. Причем в одно рыло.

Возле боевой машины его дожидался экипаж, внешне выглядевший вполне прилично, учитывая безумный вчерашний денек. По крайней мере умылись, а Цыганков, страшно сказать, еще и побрился, свидетелем чему был клочок газеты, залепивший свежий порез на скуле.

Механик-водитель протянул командиру котелок и почти свежее вафельное полотенце. В другой руке он держал небольшой, размером со спичечный коробок, обмылок:

– Утро доброе, командир. Умойтесь, пока водичка не остыла. Пойдемте, вон, за танк, я солью.

– Спасибо, Витя. Идем. Сами, гляжу, раньше поднялись?

– Так хотели вам выспаться дать. А тут командование нагрянуло. Пришлось будить.

– Переживу. – Сергей с удовольствием умылся успевшей остыть водой, почистил зубы и остатком прополоскал рот. Вытерся полотенцем, и до того отнюдь не белоснежным, а сейчас и вовсе превратившимся в серо-черный камуфляж: чтобы полностью смыть копоть, потребовалось бы куда больше воды. И мыла, разумеется. А в идеале – банька.

Пока приводил в порядок комбинезон и затягивал ремни портупеи, Цыганков принес скудный завтрак: ломоть подсохшего хлеба с наваленной сверху невеликой горкой тушенки и кружку с чаем, крепким, но почти не сладким:

– Все, что есть, тарщ подполковник. Я тут пробежался по округе, ребята говорят, через часок нормально покормят, кашевары наши вроде нашлись. Сами видели, какая тут всю ночь кутерьма творилась, вот и потерялись. Кашу с тушенкой обещают. Гречневую.

– Нормально все. – Комбриг в два счета разделался с завтраком, запил чаем. – Полковник где?

– Вон там, – мотнул головой Цыганков, указывая направление. – Видите палатку под деревьями? Тудой и топайте.

– Спасибо, Вить. Машина как?

– Да нормально машина, чего ей сделается? Она ж железная, – хмыкнул тот. – Заправлена, бэка полный. Можно сказать, напоили-накормили коняшку нашу. Сейчас со Степкой еще по гусеницам пройдемся, пальцы подобьем, траки на трещины проверим, подтянем малехо, вчера уж больно темно было. И можно дальше воевать.

– Добро. Пошел я к начальству, доклад докладывать.

Глядя в спину уходящего командира, мехвод невесело вздохнул. Не, ежели после этого боя сержанта дадут, а то и сразу старшину – это завсегда пожалуйста. Желательно, чтобы сразу с медалью в придачу. А вот комтанка быть? Не хочется что-то. Не его. Внизу, за фрикционами, как-то спокойнее…

– Здравия желаю, товарищ полковник. – Кобрин четко бросил ладонь к танкошлему. – Подполковник Сенин по вашему…